давно я не брал в руки шашек

[ryuuzakiwithcakes]

то бишь, не постил фичочков на дайри. впрочем, и не писал фичочков просто так, нефестово - тоже.
для маши  sonorite про хою и совместное проживание. внезапно разрослось. хотела сначала гульнуть на три строки к кайте в бро!ау, но почему-то моя навязчивая идея фанфика про выдуманных друзей решила остаться тут. впрочем, я все равно хочу кюми на тему, так что.
кто: хоя | сонгю
как: мои любимые ясенпень жанры - психология, философия, au. бред воспаленного сознания, короче.
сколько: ~2к
о чем: ли ховон вряд ли готов был с кем-то ужиться, но увы - от собственной выдумки никуда не денешься.

Сонгю просто смотрел, стоял около ховоновской кровати и смотрел в упор, неясно даже, с интересом или без. В первую секунду Ховон даже рефлекторно потянулся к телефону, чтобы немедленно позвонить в полицию, но Сонгю сказал:

- На самом деле меня нет.

И звонить в полицию стало незачем. Если Сонгю нет - тогда и проблемы тоже нет.

А потом Ховон привык. Они вот собственно познакомились даже, хотя так ни разу и не назвали друг друга по имени, и каждый день, поворачивая ключ в замке, Ховон как само собой разумеющееся ожидал увидеть на узком диване в гостиной Сонгю в наушниках. Обычно тот спал или играл в какую-нибудь суперскучную игрушку типа тетриса, но в общем всяко наличествовал дома. Хоть и не на самом деле.

...

- Почему люди придумывают себе выдуманных друзей? - спросил Ховон, когда они с Дону зашли выпить после работы. Дону сначала по привычке гоготнул, а потом - тоже по привычке - ужасно серьезно ответил:

- Было бы странно, если бы люди придумывали реальных друзей.

Ховон захотел его убить. Не на самом деле, конечно. Он уже отвык от того, что хоть что-то бывает на самом деле.

...

Возможно, неправильной в корне была сама изначальная формулировка: с чего вдруг Сонгю стал его другом? Просто из-за своей выдуманности? Потому что считается, что люди не могут выдумать себе просто бродящий по квартире босиком, зевающий и лохматящий волосы по утрам глюк? Потому что с плодом своего воображения никак нельзя не дружить? Ли Ховон никогда в жизни не формулировал себе какие-нибудь дурацкие критерии дружбы вроде "сто лет знакомы" или "помогал мне сто раз", она просто получалась или нет, но абсолютно точно залогом дружбы не было совместное проживание.

Конкретно с Сонгю жить вообще было довольно противно, если уж на то пошло, и неясно, почему воображение не могло сочинить кого-то более удобного и подходящего. Кого-то, с кем квартира не будет казаться слишком маленькой для двоих, кого-то, о ком не придется себе постоянно напоминать, что на самом деле его нет.

- Что ты делаешь, когда меня нет дома? - спросил Ховон одним таким утром, когда брился и увидел в зеркале, как Сонгю за его спиной шлепает мимо ванной. Сонгю остановился, подумал, посмотрел прямо в глаза отражению Ховона и пожал плечами:

- Не помню. Может, исчезаю или еще чего. Ты, кстати, если что, ничо не стесняйся, меня все равно нет. А то вдруг ты по утрам всегда дрочишь на кухне, а теперь не будешь из-за того, что я, ну, тут хожу.

Если бы бритвой можно было отрезать воображаемому Сонгю его воображаемый язык, Ховон бы обязательно это сделал. Вместо он случайно порезал себе щеку. На самом деле.

- Хорошего дня, - услышал он, закрывая дверь, так же, как и вчера слышал, и позавчера, и завтра тоже услышит.

Была ли это дружба? Ховон очень быстро выучил наизусть все на свете привычки Сонгю, все немногочисленные слова и выражения лица

...

По традиционным представлениям люди злоупотребляют воображением тогда, когда им чего-то не хватает. Поговорить не с кем, к примеру. Вот они и сочиняют себе собеседников. Или там слишком много свободного времени, которое нечем занять, поэтому подсознание начинает шалить и подсовывать как будто бы занимающих это время друзей, которых на самом деле нет.

Ховон не страдал ничем из того, что попытались приписать ему случайные статьи с нэйвера. Он вполне нормально жил, ему было с кем потусоваться, было чем забить пустые вечера - спортзал рядом с домом, ходи сколько влезет.

Недостатка в друзьях он тоже не испытывал. У него был Дону - уже сто лет. Ухён. Сонель. Походы в кино, алкогольные вечеринки, клубы и знакомства с девицами на спор, соревнования уличных танцоров - все было. И зачем мог бы понадобиться вечно торчащий дома зануда, который и не разговаривал-то почти, и болеть за него на тех же соревнованиях не пошел бы, и даже если бы пошел и начал разговаривать - говорил бы гадости.

Когда Ховон упомянул выдуманных друзей в другой раз, Ухён сразу залихватски хлопнул его по спине:

- Чувак, ты же понимаешь, что это бессмысленно, потому что ты никогда не выдумаешь никого круче меня?

Сонель улыбнулся во все тридцать два и рассказал одну из своих вечных историй о том, как в детстве он выдумал себе плюшевого медведя, а потом Санта все-таки подарил ему настоящего.

Ховону никогда и в голову бы не пришло сравнивать с Ухеном вечно обмотанного проводом от наушников Сонгю, который в этом проводе путался, даже сидя неподвижно в кресле, и выяснять, кто из них круче. И Санта не приносил вроде бы неплохому мальчику Ли Ховону подарков уже много-много лет.

Мог бы и принести. Хоть прямо сейчас, несмотря на разгар лета. Интересно, все ли подарки Санты, включая настоящего Сонгю, так же хороши для обнимания, как плюшевые медведи?

Обнимания.

Ах ты ж черт, надо же быть таким придурком, Ли Ховон.

...

- Сколько ты уже здесь? - тогда решается спросить Ховон, отбросив в сторону джойстик. Кромсать гадов не получается никак, хотя это уже вошло в привычку - он в майке на диване с джойстиком режется в стрелялки, шумно комментируя все повороты сюжета, Сонгю в глухом свитере сидит в кресле со своим тетрисом, который комментирует сам себя. Пожалуй, порнографическое Sweet, выдаваемое телефоном Сонгю, кажется Ховону самым громким звуком, который он когда-нибудь слышал от своего... выдуманного друга.

- Сколько? - переспрашивает Сонгю, зачем-то дернув наушник и снова запутавшись в проводе. Ховон ложится на спинку дивана, плотно упираясь в нее локтями, поворачивает голову и смотрит прямо на Сонгю в упор - как тот ровно четыре месяца две недели и пять дней назад смотрел на самого Ховона в кровати с утра.

Он знает до секунды точное время, проведенное Сонгю в этой квартире.

- Полгода? - В этот раз Сонгю смотрит в потолок, как будто это самое интересное во всей квартире Ховона. Самое интересное, что он вообще когда-либо видел. Впрочем, кто его знает, кто может хотя бы предположить, что больше всего интересно придуманному человеку, никогда не покидавшему четырех стен одного долбаного помещения? Может быть, им так положено - интересоваться потолками.

- Меньше, - не выдерживает Ховон и что есть силы пинает кресло Сонгю. - Черт тебя дери, меньше, как ты можешь не знать, сколько времени ты существуешь?!

Сонгю откладывает телефон на пол и заводит руки за голову, пытаясь как-нибудь улечься в тесном кресле:

- Но ведь тебе важнее, правильно? Это же ты меня создал. Тебе и помнить.

- Четыре с половиной гребаных месяца ты тут живешь, - тихо говорит Ховон и слепо тянет ладонь к Сонгю. - Четыре. С половиной. Месяца. Я схожу с ума.

Сонгю отталкивается ногой по полу и подъезжает к Ховону близко-близко прямо на кресле. До его ладони можно дотянуться, потрогать ее или пройти рукой сквозь несуществующую дымку собственного воображения. Узнать точно, правда ли Сонгю нельзя обнять или ударить или вырвать серьгу у него из уха. Или убедиться навсегда, что это невозможно, потому что на самом деле его нет.

Только протяни руку, Ли Ховон.
Протяни руку, дотронься, и ты все узнаешь. Развей свой морок, Ли Ховон.

- Я не хочу узнавать, - наконец честно говорит он и отдергивает пальцы, уже почти лежащие на ладони Сонгю. - Не хочу знать.

Тот хмыкает - все так же в потолок - и пожимает плечами:

- Ну если ты пройдешь сквозь меня, это ж не значит, что я немедленно исчезну.

Сонгю всегда знает о чем речь - гадкий аргумент в пользу того, что он наваждение. Зачем выдумке собственной головы рассказывать, что у тебя в ней же и происходит.

- Ни малейшего желания проверять, - огрызнается Ховон. - Если ты привидение, ты небось холодный и склизкий и...

Сонгю за долю секунду оказывается буквально в сантиметре от него с широко растопыренными пальцами прямо перед лицом Ховона. Хочется отдернуться, но одновременно все равно, неизбежно, хочется почувствовать и убедиться в том, что не склизкий и не холодный.

- Ты дышишь, - наконец говорит Ховон. Сонгю убирает пятерню в карман, садится глубоко в кресло и снова как будто прячет голову в плечи - идиотская привычка, которую Ховон не хотел бы выдумывать никогда и никому, но почему-то для него все равно выдумал.

- Может быть, я дышу, чтобы тебе проще было верить, - слишком привычным равнодушным тоном говорит Сонгю. - А вообще знаешь это ваше дурацкое суеверие, что чем сильнее веришь, тем реальнее что-то становится?

Ховон сильно сжимает себе запястье, чтобы отвлечься от слишком сильно пульсирующего на задворках сознания желания верить.

- Знаешь, да? На самом деле это никогда не работает.

...

Если бы Ухён не знал, он бы и не поверил.

Если бы Ухён не знал, он бы сдал Сонгю в дурку немедленно.

Если бы Ухён не знал, ему было бы насрать с высокой горы.

Знать, в общем, довольно противно, если послушать Ухёна. Слушать его тем вечером показалось бы тоже умеренно приятным.

- То есть, так и не дотронулся, - уточнил он на всякий случай в десятый раз. Сонгю качнул головой, и Ухён шваркнул кулаком по столку так, что костяшки пальцев, кажется, имели шанс загореться.

- Твою же мать, - повторил он, наверное, раз в тысячный. - Твою же мать. Слушай, но он же скоро сдаст в дурку сам себя. Какого хера ты вообще с ним заговорил?

- Так спрашиваешь, будто думаешь, что я отвечу, - Сонгю стряхнул пепел прямо на удостоверение Нам Ухёна, оперативного работника по борьбе с разрывами тканей на границе параллельных вселенных. В кармане Ким Сонгю лежало такое же, только с зеркально отраженными буквами. Иногда вселенные отличались какой-то сущей фигней - вот направлением хангыля, например.

Каждый владелец удостоверения по любую сторону границ знал, что с людьми, волей случая оказавшимися на разрыве, разговаривать нельзя. Разрыв полагалось закрывать и валить к следующему. Они где-нибудь, да случались каждый день, редко когда представляли серьезную опасность, и не то чтобы работа с разрывами ставила людей в какое-то особое положение. Обычные задания, обычные будни и выходные, обычные правила. Даже отпуск полагался вполне обычный.

Даже самый сложный разрыв не мог задерживать оперативного работника больше, чем на полгода. Сонгю латал разрыв со стороны квартиры ничем не примечательного Ли Ховона в одной вселенной и со стороны ничем не примечательного сеульского пустыря в другой уже восемь месяцев.

- Крутое у вас руководство, - хмыкнул Ухён и подозвал официантку, прося еще пива. - Меня б уже двадцать раз штрафанули, а потом еще и пинка под зад дали. А уж за разговоры... У вас там курорт практически.

- Завидуй молча. - Сонгю затушил окурок в пепельнице и поднялся со скамьи. - Я закрою сегодня, так и передай своим некурортным.

Ухён удовлетворенно хрюкнул в кружку. Как бы то ни было, с его стороны на разрыв в одном из домов на Хондэ обратили внимание только сейчас, так что скрыть чрезмерную задержку Сонгю в чужой вселенной сложностей не представляло. А Ховон... а Ховон не успеет все-таки сбрендить.

- Выдуманный, значит, - негромко сказал он в спину Сонгю. - Нет, и как в голову-то пришло, а. Твою ж мать, а я все башку ломал, чего это его воображаемые друзья запарили в двадцать с гаком лет. Вот нахера, а?

Сонгю еще послышалось что-то про то, как Ховон только обрадуется исчезновению необъяснимой фигни из своей жизни, но скорее всего это таки не на самом деле Ухён сказал, а его собственное, Ким Сонгю, подсознание начало потихоньку расползаться на клочки.

...

Просто люди легче верят в игры собственного разума, чем в то, что вселенная правда такая, на самом деле такая, одна из многих параллельных, хранящая в себе кучу всякой необъяснимой (пока что) ерунды. Куда как легче смириться с тем, что на самом деле Сонгю нет, чем с тем, что он случайно зашел на огонек не отсюда и обязательно уйдет обратно, потому что делать тут больше нечего.

Наверное, если бы Ли Ховон пришел домой в тот момент, когда Сонгю еще только старательно закрывал разрыв, то он бы сказал:

- Я знал.

А Сонгю ответил бы:

- Конечно, не мог же ты на самом деле верить, что выдумал такого классного чувака, как я.

И Ли Ховон все-таки решился бы проверить Сонгю прикосновением, и он успел бы хотя бы скользнуть пальцами по плечу и обнаружить, что действительно - Сонгю не склизкий, не холодный, рука сквозь него не проходит. Он вполне себе плотный и теплый, ну может быть, с капельку пониженной обычной температурой тела.

А потом все закрылось бы, и Ли Ховон остался бы с этим знанием один на один.

Но он пришел домой как обычно, поэтому просто обнаружил, что Сонгю на самом деле больше нет.

...

Сонгю посмотрел на закрытую трещину, на ровную-ровную ткань мира, где ничто уже не выдавало того, как только что она струилась тонкой рваной линией, и сунул в рот сигарету.

- Долго ты здесь, хён, - сказал Чихо, выбираясь из машины. - Закрыл?

- Да, - ответил Сонгю и скинул пепел против всех правил прямо на едва скрепленную поверхность. - Долго, да. Иногда казалось, что всю жизнь.

- Ну скажешь тоже, - ухмыльнулся Чихо. - Не на самом же деле всю жизнь на один разрыв тратить.

Нет.

Не на самом деле.