[ryuuzakiwithcakes]

к слову об ангстовых пейрингах... и курсовой странности.

репи, год 1944

Радио прерывисто передавало последние новости: военные Ре пропустил, отлучившись в кладовку, и поэтому сейчас, ругая себя, слушал что-то про продолжающееся в парламенте обсуждение реформы школ. Кого интересовали сейчас школы? А вот же ж, обсуждают. Сам Ре школу не закончил, знакомых школьников у него не было, поэтому его оно не интересовало в принципе. Война-то уж точно важнее.
Голос диктора пропал снова, зато совсем рядом возник голос Ямапи.
- Бразильского кофе не завезли? - усмехнулся он, садясь к стойке. Ре невольно ощерился, вскрывая зубами бутылку с водой. Ямапи приходил сюда каждый день года эдак... с тридцать восьмого? Да, еще до войны начал, определенно. Он вроде бы работал где-то неподалеку, Ре никогда не уточнял, кем и где именно. Не нужно было.
- Каша элитная, перловая, - хмыкнул Ре. - Или макароны. Выбирай, подлива везде одна и та же идет.
- Пускай будут макароны, - махнул рукой Ямапи. Ре отклонился назад, кое-как удерживая баланс с помощью бутылки, и крикнул Кояме в кухню сделать одну порцию макарон. Радио включилось заново, передавая какую-то американскую песню. Кояма, показалось Ре, как будто бы в такт ей принялся суетливо двигаться по кухне. Ямапи задумчиво барабанил пальцами по стойке.
- Уйду скоро, - неожиданно сказал он. - В десант.
Потянувшись за ножом, Ре уронил крышку от бутылки и полез вниз.
- А что? - спросил он снизу. - Таки высаживают?
- Таки да, - сказал Ямапи. - В начале июня.
Мимо Ре размашисто прошагали длинные тощие ноги Коямы, выдавшего что-то про дополнительную порцию подливы будущим бравым бойцам. Ямапи хмыкнул в ответ, и его кривая улыбка на секунду нарисовалась перед глазами Ре, хотя он так и сидел под стойкой, перекатывая крышку на ладони, ожидая, пока Кояма уйдет обратно.
- Говорят, памятные зажигалки выпустят к высадке, - неразборчиво пробормотал Ямапи, пережевывая толстые макароны, когда Ре наконец-то вылез.
- Привезешь мне? - Ре улыбнулся. - Когда вернешься с континента.
- Привезу, - согласился Ямапи. - А то у вас вечно что-нибудь полухолодное... Глядишь, с памятной зажигалкой лучше пойдет.

която, год 1965

Наверное, в жизни каждого человека случаются разного рода глупые ошибки. Самой глупой ошибкой нынешнего президента была война во Вьетнаме. Самой глупой ошибкой жителя американской глубинки Като Шигеаки был его друг Кояма Кейичиро. Лучший друг, то есть.
Като Шигеаки грустно посмотрел на двадцать и еще парочку свечек на торте, заботливо испеченном мамой, а потом перевел взгляд на часы. Часы тоже показывали двадцать два - часа. Стало быть, до окончания дня рожденья весьма юного жителя американской глубинки Като Шигеаки оставалось всего два часа, а его лучший друг его так и не поздравил. Это, конечно, не Вьетнам и даже не Корея, но тоже неприятно. Лично для Шиге, по крайней мере.
- А митинга сегодня никакого нет? - спросила мама. - Ну, вы же все бегаете на всякие эти... мероприятия. Как там называется, хаппи?
- Хиппи, - занудным тоном поправил Шиге. - Это слово не имеет никакого отношения к счастью и происходит...
- Не надо, не надо, - замахала руками мама. - Лучше съешь торт.
Шиге уставился на торт снова. Вообще-то он не очень любил сладкое, но торт у него на день рожденья был всегда. Сладкое любил Кояма. И сегодня не было никакого мероприятия хиппи. Может, лучше б было. Тогда они с Коямой точно пошли бы туда вместе, и наверное даже если бы Кояма так его и не поздравил, Шиге было бы просто не до того.
Часы, новомодные, электронные, пискнули двадцать два часа тридцать минут. Шиге вздохнул и включил радио послушать новости про самую глупую ошибку нынешнего президента и прочие происходящие в мире гадости.
- Ээээээй, - сказало радио минут через пять, а потом повторило: - Шиге, ты глухой? Ши-ге? Тебе оттянули уши в честь дня рожденья, и ты потерял слух? Мне выучить язык жестов, Шиге?
Словно в подтверждение последней фразы прямо перед носом у Шиге возник хлипкий кулак Коямы с зажатыми в нем какими-то бумажками, а потом такой же худосочный локоть, облаченный в яркую рубашку в цветочек. Кояма пощелкал пальцами, а потом осторожно потыкал Шиге в макушку.
- С днем рожденья? - вопросительно сказал он, наклоняясь и заглядывая Шиге в глаза.
- Привет, - как можно суше попытался ответить Шиге. Кояма облегченно присвистнул, плюхнулся на стул рядом и сразу же отрезал себе торт.
- Я весь день торчал на вокзале, - с набитым ртом сказала самая глупая ошибка Като Шигеаки. - Представляешь, целый день! Зато угадай, кто через месяц едет в Нью-Йорк? Тадааам! С днем рожденья.
- Там фестиваль марихуаны? - буркнул Шиге, и Кояма воззрился на него изумленно:
- Ты пещеерный человек? The Beatles в Нью-Йорке в августе! Ты знаешь хоть, кто это такие? Может, про выход Уайта в открытый космос ты тоже не слышал? А еще вторая мировая закончилась двадцать лет назад, Шиге! 1965 год на дворе, и The Beatles в Нью-Йорке, и мы на них едем!
Перед носом Шиге опять возникли те же бумажки, что перед этим Кояма сжимал в кулаке. Теперь они были аккуратно расправлены, и слово "Нью-Йорк" читалось замечательно. Ладно, подумал Шиге, аккуратно отбирая у Коямы билеты (он же потеряет обязательно), в конце концов президенту сейчас гораздо больше лет, чем двадцать два. Может быть, стоит повременить с самой глупой ошибкой в жизни.

1976 год, ынхэ

- Канада близко, - говорит Донхэ, елозя животом где-то в районе Антарктиды. - Смотри, смотри, я сейчас возьму линейку и скажу точно в сантиметрах, сколько до Канады.
Хекджэ смотрит, как Донхэ торопливо вскакивает с пола, попутно комкая карту так, что пресловутая Антарктида наезжает на экватор. Вообще-то они дома у Хекджэ, и ему куда лучше известно, где лежит линейка, но Донхэ очень уж смешно дует на челку, лезущую в глаза, пока он открывает один за другим ящики в секретере сестры Хекджэ.
- Там одна косметика, - наконец честно говорит он. - То есть, в самом нижнем ящике белье. Линейки в подставке на окне.
Донхэ с сомнением косится на самый нижний ящик, но все-таки он не какой-нибудь извращенец вроде Енуна (нет, Донхэ очень хорошо относится к Енуну, но просто Сонмин всегда делает круглые глаза и называет того извращенцем, так что как-то уже приклеилос к нему), поэтому отходит к окну и хватает там длинную архитекторскую линейку отца Хекджэ.
- Смотри, - все еще с невероятным энтузиазмом повторяет Донхэ и кладет линейку между Кореей и Канадой. Около точки Сеул - ноль. Около Монреаля тридцать.
- Всего тридцать сантиметров, - говорит Донхэ. Хекджэ задумчиво наклоняется к карте, и они с Донхэ стукаются лбами, что приводит Донхэ в еще больший восторг почему-то. Если еще больший восторг возможен, конечно.
- Ты, - вздыхает Хекджэ. - Возьми карманную карту, там вообще, может, сантиметров пять будет. Глупая твоя голова.
- Зато крепкая, - радостно говорит Донхэ и хлопает по лбу себя, а потом и Хекджэ. - Ну, мы же поедем вместе. Давай, ну? Олимпийские игры в Монреале! Неужели тебе не интересно?
- Мне дорого, - качает головой Хекджэ. - Ты знаешь, сколько стоит самолет?
- Заработаем. - Донхэ беспечно машет линейкой, случайно сбивая с нижней полки все того же секретера виниловую пластинку группы Four Leaves, заказанную сестрой за бешеные деньги из Японии. Хекджэ в этот момент сильно не уверен, что Донхэ способен заработать хотя бы на покупку такой же пластинки, не то что на билет в Канаду.
- А жить можно - в палатке у стадиона, - продолжает Донхэ. - А есть... что едят в Канаде? А! Индейку?
- Наверное, - соглашается Хекджэ.
- Охотиться на индеек. - Донхэ прикладывает линейку к правому глазу и прикрывает левый, будто целится. - И ловить рыбу в Великих озерах. Поехали, а?
И где-то на слове "рыба" Хекджэ с великой скорбью думает мысль о том, что, кажется, понимает, почему его мама недовольно морщит нос при виде Донхэ и утверждает, что рядом с этим ее сын стремительно тупеет.