я помню, что эвелин прехан был единственный незнакомый мне ник в команде прошлое. и, может быть, в силу этого (и в силу того, что я узнала о ее акаме-шипперстве, а я тогда еще не дошла до мысли, что неважен пейринг, важен автор ) я от нее ничего особо на фесте не ждала. а оказалось... блин, это до сих пор мой любимый акаме-фик и один из любимых дже-фиков в принципе. такой безумно атмосферный. в общем, эвелин подарила мне то, чего я и ждала в идеале от нашей команды, и я все еще ей за это благодарна. а потом как-то не помню как мы начали общаться, ну тайса с хисой наверное как-то поспособствовали этому? и то, что эвелин открыла дневник? и то, что я немножко писала акаме? ну не знаю, много всего было и как круто, что оно было.)) эвелин вообще интересная очень оказалась, ага, мне нравится-нравится с ней трындеть. очень-очень хочу знакомство ИРЛ, ну или хотя бы аудиомоб, который эвелин так и не сделала все еще. короче, она хороша зело, и именно поэтому я расстраиваюсь, когда эвелин говорит о себе или своем творчестве плохое. вот так-то. а! еще вспомнила, что был фик про ре и окуру, в котором меня очень покорила фраза о звездах в глазах. вот так-то. ну и раз уж я все о фиках, да о фиках, то пусть и фик будет.
акаме, потому что эвелин шиппер, ау, потому что эвелин их любит, историческое, потому что знаково, сумбурное, потому что я.
читать дальше
Когда они впервые пересеклись на каком-то очередном великосветском приеме и их представили друг другу, Джин подумал про Каме, что тот наверняка высокопарный зануда, не высовывающий носа из книжек, а Каме подумал про Джина, что тот наверняка чванливый бретер, не задумывающийся ни о чем сложнее выпивки и проститутки.
В общем, так оно и было на самом деле. Каменаши Казуя сразу по окончании Кадетского корпуса бросил службу и принялся изучать разные науки и труды современных писателей – Руссо там, например, или Вольтера, да и выхода каждого тома «Энциклопедии» Дидро он ждал с нетерпением. Аканиши Джин же с превеликим удовольствием служил в гвардии и активно познавал все приятные стороны этой службы: дуэли, игры в карты до утра, дорогущее шампанское в долг и так далее. При этом у них все-таки оказалось кое-что объединяющее. Как аристократически бледный и тощий Каменаши, так и пышущий здоровьем Аканиши не то чтобы питали сильную любовь к высшему свету. Джину претили напомаженные красотки, старательно строившие из себя дурочек, дабы заарканить его и утянуть под венец. Нет, он вовсе не ратовал за образованных и умных девушек – на черта они ему, не шибко любящему книжность, сдались? Но просто Джину нравились дурочки искренние, без тайных замыслов, и таких проще было найти где-нибудь в кабачке у площади Вандом. А Каме… ну его в принципе девушки не очень интересовали. И все остальные в обществе, впрочем, тоже.
Так они и сошлись, абсолютно случайно, на приеме, куда ни один не собирался идти. Однако в итоге Джин весь вечер просидел около Каме, а Каме весь вечер проговорил с Джином.
- Часы у вас очень красивые, мсье Аканиши, - слабо улыбнулся тогда Каме после того, как хозяйка, познакомив их, упорхнула. Джин довольно кивнул, внимательно поразглядывал уже поцарапанные и явно не раз бывавшие у ростовщика часы и ответил:
- Да! Выиграл у одного офицеришки не так давно. Впрочем, это было несложно, учитывая…
И Джин пустился в длинный рассказ о своих победных на картежных и дуэльных фронтах. Каме улыбался, кивал, и только в конце, когда Джин пожаловался на длительное отсутствие денег из своих деревень («Им там очередной раз чего-то захотелось! Генеральных Штатов, что ли? Да чтоб я знал, что это за Штаты такие!»), сказал:
- Генеральные Штаты могли бы быть довольно полезны. И кстати, раз уж вы затронули экономические вопросы, то я бы кое-что сказал о теории Адама Смита…
Теперь разговорился Каме. Джин, обалдевший от внезапного потока знаний, почему-то слушал и слушал, периодически вставляя комментарии вроде «Да я бы им сразу задницу надрал, вот и все». А на следующий день, рассказывая про нового знакомого сослуживцам, покрутил пальцем у виска, но все же вечером заглянул на прием в ту семью снова.
- Ох, я так рад снова вас видеть, - встрепенулся Каме, едва Джин подошел к нему. – А то, кажется, мадам решила, что я склонен жениться на ее младшей дочке.
- Она точно так же думает про меня и старшую, - утешил его Джин, и Каме рассмеялся. Через двадцать минут Джину наконец удалось убедить Каме, что так быстро уйти с приема будет нормально, ведь прием унылый, как построение в пять утра перед Лувром, и они ушли – побродили по темным улицам немножко, зашли в какой-то кабак, где Каме нервно жался поближе к Джину, а Джин громогласно обменивался приветствиями со знакомыми по гвардии, и разошлись по домам.
Потом они встретились еще раз, и еще, и еще, и всякий раз говорили о вроде бы совсем неинтересных другому вещах, но каждый раз никак не могли остановиться. И однажды совсем неожиданно для Каме они вместе напились, и завалились ночевать домой к Джину, и Каме, пьяно бормоча объяснения своим действиям по естественному праву и общественному договору, полез к нему целоваться, а Джин, то ли охренев от заумных объяснений, то ли впечатлившись тем, что наука может объяснить даже поцелуи с отличным другом, не оттолкнул.
Ну в общем, все опять произошло более, чем случайно, и не менее случайно продолжилось.
14 июля не менее случайно грянул гром парижской толпы, и Бастилия пала. Джин сначала даже не понял, что произошло, а вот Каме – у Каме загорелись глаза восторгом, и он стал пропадать на каких-то заседаниях, долго вещать что-то о правах человека и гражданина, о Национальном собрании, Законодательном собрании, а может быть, это даже было одно и то же собрание, а может быть, несколько, Джин не вникал. Он просто вскоре осознал, что количество денег в кошельке уменьшается, а жизнь постепенно становится все менее и менее вольной.
Джин жаловался Каме на недостаток в его жизни любимого шампанского. Каме говорил ему о предстоящих выборах в очередное собрание.
Джин в знак протеста надрался дешевым ромом и купил какую-то газету про свободу. После прочтения газеты к нему пришла идея. Нет, даже ИДЕЯ. Джин гордо подумал о себе, что он ничем не хуже Руссо и Вольтеров, и, когда обессилевший Каме пришел к нему домой, объявил:
- Я уезжаю в Америку.
- Что? – вскочил немедленно Каменаши. – Но… но сейчас же такие перспективы. Джин, послушай, здесь, во Франции, мы создадим новое государство, коего еще не видел мир.
Джин постучал пальцем по газетному развороту с длинной одой американской конституции.
- Они там уже все сделали, - объяснил он. – А тут… я ничего не понимаю. А там интереснее. И я люблю путешествовать. Наверное.
Каме нахмурился и осторожно попытался взять газету в руки, однако вместо этого случайно упал сам в руки Джину.
Да, решение о том, что они поедут туда вместе, тоже оказалось абсолютно случайным.